– Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать, Кайт, когда твой собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?

Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила на Ренисенб взгляд, в котором явно сквозила презрительная усмешка.

– Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой же ребенок, клянусь, как она.

– Ты не оплакиваешь смерть Себека, – медленно произнесла Ренисенб. – Я это заметила.

– Оставь, Ренисенб, меня не в чем, упрекнуть. Я знаю, как должна вести себя вдова, только что потерявшая мужа.

– Да, упрекнуть тебя не в чем… Значит, ты не любила Себека?

– А почему я должна была его любить? – пожала плечами Кайт.

– Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!

Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двух увлеченных лепкой мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки и что-то лепеча, малышка Анх.

– Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но в остальном, что он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он не привел в дом новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем нам в помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратил медные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье, что Имхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться в заключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь и уважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только для рождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб, передаем детям все, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны участвовать в зачатии, а потом дело их – пусть умирают… – Словно заключительным музыкальным аккордом снова прозвучали в голосе Кайт презрение и насмешка. Ее некрасивое лицо преобразилось, стало значительным.

Ренисенб охватило смятение. «Какая Кайт сильная! Если она и глупая, то это самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне бы давно следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна на угрозу. Да, Кайт сильная…»

Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли и месили глину – сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала об Ипи и о сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да, руки Кайт вполне могли это сделать…

Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайт кинулась к ней, схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лице были любовь и нежность.

– Что случилось? – выбежала на галерею Хенет. – Ребенок так громко кричал. Я было решила…

И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытства лицо вытянулось: очередной беды не случилось.

Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.

Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно, страшнее?

– Берегись Кайт, Яхмос.

– Кайт? – удивился Яхмос. – Дорогая моя Ренисенб…

– Говорю тебе, она опасна.

– Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорной женщиной, не очень умной…

– Она не кроткая и не покорная, – перебила его Ренисенб. – Я ее боюсь, Яхмос. И прошу тебя быть начеку.

– Боишься Кайт? – еще раз удивился он. – Представить себе не могу, чтобы все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.

– По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знать яды. А как тебе известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются и передают эти знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовить снадобья из ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когда дети болеют, она сама готовит им лекарства.

– Да, это верно, – задумался Яхмос.

– И Хенет тоже злая, – продолжала Ренисенб.

– Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правде говоря, если бы отец за нее не заступался…

– Отец обманывается в ней, – сказала Ренисенб.

– Вполне возможно. – И сухо добавил:

– Он любит лесть.

Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ей довелось услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительном тоне. Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.

Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. За последние недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, принимать решения. Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд у него затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.

– Ты думаешь, что она… – Ренисенб умолкла. Оглядевшись, она продолжала:

– Ты думаешь, что это она…

– Молчи, Ренисенб, – схватил ее за руку Яхмос. – Об этом не следует не только говорить, но и шептать.

– Значит, ты думаешь…

– Молчи. Мы кое-что придумали, – мягко, но настойчиво повторил Яхмос.

Глава 22

Второй месяц Лета, 17-й день

На следующий день был праздник новолуния. Имхотепу предстояло подняться наверх, чтобы совершить обряд жертвоприношения. Яхмос уговаривал отца доверить это на сей раз ему, но Имхотеп и слушать не хотел.

– Откуда мне знать, что все будет сделано, как следует, если я сам обо всем не позабочусь? – тщился он напустить на себя былую важность. – Разве я когда-либо позволял себе уклониться от своих обязанностей? Не я ли добывал вам всем хлеб насущный, не я ли содержал вас всех?.. – Голос его упал. – Всех? Кого всех? Ах да, я забыл, два моих сына – красавец Себек и любимый мною отважный Ипи – ушли навсегда. Яхмос и Ренисенб, дорогие мои дети, вы по-прежнему со мной, но кто знает, надолго ли?

– Будем надеяться, что надолго, – отозвался Яхмос. Он говорил громче, чем обычно, словно обращался к глухому.

– А? Что? – Имхотеп, казалось, был не в себе. Потом вдруг ни с того, ни с сего добавил:

– Это зависит от Хенет, верно? Да, все зависит от Хенет.

Яхмос и Ренисенб переглянулись.

– Я не понимаю тебя, отец, – тихо, но отчетливо сказала Ренисенб.

Имхотеп пробормотал что-то еще, чего они не расслышали. Потом громче, но глядя перед собой пустыми и тусклыми глазами, заявил:

– Хенет меня понимает. И всегда понимала. Она знает, как велики мои обязанности, как велики… А взамен всегда одна неблагодарность… Отсюда и возмездие. Так и должно быть. Высокомерие заслуживает наказания. Хенет же всегда была скромной, покорной и преданной. Ей причитается награда…

И, собрав последние остатки сил, спросил властным голосом:

– Ты понял меня, Яхмос? Хенет вправе требовать всего, что захочет. Ее распоряжения следует выполнять!

– Но почему, отец?

– Потому что я так хочу. Потому что, если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома.

И, многозначительно кивнув головой, удалился, оставив Яхмоса и Ренисенб в полном недоумении и тревоге.

– Что это значит, Яхмос?

– Не знаю, Ренисенб. Порой мне кажется, что отец не отдает себе отчета в том, что говорит или делает.

– Возможно. Зато, по-моему, Хенет чересчур хорошо знает, что говорит или делает. Лишь на днях она заявила мне, что в самом скором времени она будет щелкать кнутом у нас в доме.

Они стояли и смотрели друг на друга. Потом Яхмос положил руку на плечо Ренисенб.

– Не ссорься с ней, Ренисенб. Ты не умеешь скрывать своих чувств. Ты слышала, что сказал отец? Если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома…

Сидя на корточках в одной из кладовых, Хенет пересчитывала куски полотна. Это были старые холстины, и, заметив на одной из них метку, она поднесла ее к глазам.

– Ашайет, – прочитала она. – Значит, это ее холст. Тут вышит и год нашего приезда сюда. Много лет прошло с тех пор. Знаешь ли ты, Ашайет, на что сейчас идут твои холстины? – Она захихикала, но тут же, словно поперхнувшись, умолкла, ибо услышала за спиной чьи-то шаги.